Была война...

Мошарова Евдокия Никоновна 1937 года рождения.
Село Чендек.

Мать – Пелагея Фадеевна Кудрявцева, отец – Никон Артемьевич Бочкарёв.

«Помню, как тятю на фронт провожали, я в тот день болела и на печке лежала. Полная изба народа, а отец посредине избы на табуретке сидит.

Взяли на фронт и братьев Льва Платоновича и Ефима Никоновича.

Лёву убили на финской, только одно письмо от него и было. Я его не помню, он был то ли с шестнадцатого, то ли с семнадцатого года.

Ефима Никоновича ещё вперёд отца взяли. Перед боем он написал нам письмо, но отправить не успел. Письмо пришло к нам вместе с похоронкой. Убили его в 1943 году около белорусского города Витебска.

Тятю, Никона Артемьевича, убили в 1943 году под Полтавой. Вместе с похоронкой пришла от него записка: «Не сегодня, так завтра я умру. Почему? Такое предчувствие. Каждый день мне снятся родные края, мой дом, моя семья. Когда мне плохо, я вспоминаю вас, мои родные! Сейчас у нас идут ожесточённые бои, но мы пока держимся. Если я умру, то эту записочку закопайте пред крыльцом, хоть так я попаду домой». Это были его последние слова.

В войну мы держали две коровы, веники ладили, сено косили. Государству надо было сдать шестьсот литров молока. А у нашей коровы была жирность 5,8%, и нам засчитывали триста литров за шестьсот. Одного телёнка за мясопоставки сдавали, а другого себе кололи.

Мама соткала невод двенадцать метров, я сама на него напряла, мы не голодали, рыбу ловили. Сажали много льна, натолкают бабы нам полную баню, высушат, а потом лен мяли и трепали. Я уже тогда на самопряхе пряла, а мама ткала. Получалась у неё клетка чёрная, клетка белая, как шотландка».

Танкурова Анна Моисеевна 1923 года рождения.
Село Маргала.

«Мою маму звали Марией Тимофеевной, мы с ней в войну на корове боронили. Корова ляжет и не идёт, и мы с мамой сами за верёвку борону таскали.

Жили так бедно, что каждый лоскуток берегли, не бросали. И было это не от скупости, а от нужды. Мы с братом в войну с голоду опухали. Вспомнится что-то из детства – отойдёт, забудется. У старых память, как искорка, — блеснёт и потухнет».

Труфанова Софья Варфоломеевна 1936 года рождения.
Село Чендек.

«На фронте у нас были три брата. На одного брата — Ивана пришла похоронка. Иван был кавалеристом, против танков на конях летели. Дорофей умер в госпитале от ран.

Брат Григорий Варфоломеевич пришёл домой без руки. Я всё на печке сидела: ни надеть, ни обуть было нечего. Мне уже исполнилось десять, а я не училась, на печке куделю пряла, на букварь зарабатывала. Учительнице на шаль напряла, она мне букварь отдала. Брат Григорий учил меня читать, и когда я пошла в школу, то читать умела. Нам дали один букварь на четверых.

Мама работала на Полеводке, а мы жили в буфере в Мульте. Дадут ей на работе кашу, она нам принесёт её в мешочке. У неё всегда стоял в русской печке чугун с водой горячей. Она нас перемоет, кашей накормит и уложит спать. Сама всегда голодная была. Нашей маме, Хевронье Герасимовне, дали как-то на работе башмаки на деревянной подошве. Тяжеленные! Мы босиком в школу бегали. Учились вместе с Татьяной Амосовной Ничковой. У неё отец на мельнице работал, со стен муку соберёт с пылью, с грязью. Но какой-никакой хлеб. Татьяна и мне когда лепёшку даст. Я к ней присохла.

Надевать мне совсем нечего было. Сестре Ирадиаде дали премию — детский костюм: кофту и шорты. Они с мамой смастерили мне юбку, в этом я и ходила. Учителя смотрели, смотрели и дали мне два метра саржи. Платье мне сшили».

Апенышева Зиновья Калиновна 1925 года рождения.
Село Мульта.

«Началась война, я под седлом работала. Мне шёл четырнадцатый год. Хлеб вязали и молотили у Марголёнка. Вижу, кто-то на коне скачет. Пригляделась, это брат Александр. Он на войну пошёл, приехал со мной прощаться. С краю у нас Степана взяли, потом Максима, потом Александра.

Изо дня в день пять лет я под седёлком отработала. Голодные, холодные, ни соли, ни спичек. А начальники, кто бы их усчитал, разрешали нам болтушку делать только из овса. Ячмень-то получше был бы. Поменьше в нём колючего. Овёс мы и на решете, и на сите сеяли — всё равно колючий.

Команду дадут: «По коням!», а я коня поймать не могу. Кое-как поймаю, запрягу. Потом коней не стало, дали мне корову. На ней боронила. С темна до темна её водишь, покормишь в обед, да и опять.

Летом ещё туда-сюда. Ни рукавиц добрых нет, ни одежды. Кто-то привёз маме выделанную овчинку, из неё мне курточку сшила, а рукава не из чего делать, нашла она невыделанные овчины, сделала рукава. Закостенеют они на морозе и не гнутся.

День-то снопы вяжешь, а ночью молотишь. У меня так руки болели! Я на полати лягу, спущу их и качаю, качаю. Пять лет я так работала голодом и холодом. И снопы возила, и розвязь подавала. Сноп-то поднял и кинул, а розвязь-то сильно трудно тянуть. Не успевали сноп вязать, хлеб, как сено, метали. Зима на носу. Рано утром выгонят вязать снопы. Иней большой. Руки мёрзнут, ноги мёрзнут. На себе ничего нет, не помнишь, как на стан уйдёшь… А начальники выйдут при галстуке, в сапогах, в костюме и в бинокль из-за кустов поглядывают, как ты работаешь. Потом как чуть не так – собрание и «чистят» нас. Двух женщин посадили, одна из них в тюрьме и умерла. Облигации пришли подписывать, а мы их, деньги, так-то и не видели. Они возьми да и скажи: «Где деньги-то взять?». Только это и сказали. Ночью за ними приехали, увезли – и всё. Одна там и умерла. А Архипова десять лет просидела, домой едва жива пришла, ребятишек в деревне крестила.

Наш тятя Калина Александрович тоже на войне был, пять лет воевал.

Сидим мы как-то бригадой, обедаем. Глядим: Третьяков летит, бригадир. Конь земли не достаёт. Он без руки с войны пришёл. Сказал: «Война закончилась, мы врага победили!». Кто плачет, кто в ладони шлёпает.

И после войны мало лёгкого было. Нас у мамы, Татьяны Севастьяновны, семеро было. Она и не помнила, в какие числа мы родились. Как попало нас записывала. Я старшая в семье была, всё на мне. Жили так: молоко сдай, яички сдай, мясо сдай, шерсть сдай, а мы овечек не держали, значит, купи да отдай.

Спали кучей на палатях, подстелить было нечего».

Кудрявцева Серафима Даниловна 1931 года рождения.
Село Березовка.

«Когда отца провожали на фронт, мы все плакали. Отец наш Данила Александрович Кудрявцев обнял нас всех и сказал: «Не плачьте, ребятишки. Как же всё будет? Замрёте вы здесь без меня». Нас осталось без отца четверо: я, сестры Анна, Лампея и брат Дорофей. Все три сестры были погодки. От отца пришла похоронка. Мама Татьяна Калиновна по отцу плакала, плакала – и ослепла. Была она у нас совсем больная. Нам ни топить нечем было, ни есть совсем нечего.

Мама работала в колхозе день и ночь. Хлеба давали по 200 граммов на ребёнка и 400 граммов на маму. Как делить его? В избе совсем замерзали. Тогда строго было за деревья. Берёзку свалим, в избу занесём её ночью и пилим, щепки на пряслах собирали.

Мы маминой ласки не видели, мы и её-то не видели. На трудодни ничего не давали, сурепку или отходы. Из сурепки жали масло. Станешь на этом масле картошку жарить – бело-зелёная пена поднимается.

Корова отелится, месяц телёнка дома пропоишь, надо сдать его в колхоз, четыреста литров молока надо сдать, 70 яичек. Есть куры или нет, всё одно надо сдать. Молока хватало, чтобы слизун забелить. Головки обрежешь, насушишь, натолкёшь и стряпаешь из них оладьи. Ели дикий лук, репку, пшеничку красненькую – трава такая, брюкву, редьку. Пенсия от отца была тринадцать рублей, так на них ничего не купишь.

Голодные были, а песни пели, не обижали друг друга».

Колмакова (Бухтуева) Августа Филипповна 1942 года рождения.
Село Березовка.

«В войну и после войны жили очень тяжело. В 1950 году по целым ночам стояли в очереди за хлебом. Подойдёт твоя очередь, а хлеб в магазине закончится. Снова ждёшь, когда хлеб в магазине появится. Получишь – и опять встаёшь в конец очереди, за следующей пайкой. С 1952 года хлеб стали покупать, и таких очередей уже не было. С 1953-го его стали продавать булками.

Хозяйство держали, стало полегче с едой. Сладкое у нас в доме появилось. С 1956 года люди стали заметно лучше жить».

Колмаков Федор Яковлевич 1932 года рождения.
Село Березовка.

«Я не помню, как мы провожали нашего отца на фронт. Тогда было так: сумку на плечо – и в военкомат. Они пешком уходили на фронт. Дадут офицера, и он их сопровождает до Бийска.

Остались мы одни. Мать, Дарья Назаровна, была совсем больная. В семье было девять детей. Два моих старших брата погибли на фронте.

Брат Афанасий Яковлевич 1921 года рождения был призван на действительную службу, потом воевал на Халхин–Голе, на финской, осенью должен был прийти домой, но началась война, и он ушёл на войну. Он был три раза ранен, солдаты после ранения домой приходили, а наш ни разу дома не был. Пришло извещение, что пропал без вести.

Брат Денис Яковлевич 1926 года рождения воевал под Ленинградом. Он написал в 1943-м: «Мама, мы идём в первый бой». После написал: «Мама, после боя всё зелёное, у немцев форма зелёная». Потом было: «Мама, мы идём во второй бой». После этого пришло извещение, что брат пропал без вести. Отец Яков Викулович служил в дивизионной разведке. От него приходили письма, напечатанные на машинке. Служить на фронт он ушёл с другом Василием Маковеевым, вместе служили, вместе и потерялись. В семье Маковеевых было девять детей.

В семье я был пятым ребёнком. До меня были две сестры, а после меня – мал-мала меньше. Я был за старшего.

Копали огород, сажали картошку. Когда корова доилась, ели молоко с картошкой. А вот от холода некуда было деться. Холод никого не обошёл.

А раньше молоко и мясо почти всё сдавали. На заводе замеряли жирность молока, не выходит норма – снова сдавай. Овечка есть – сдай полторы овчины – ягнёнка принесла, снова сдай. Корову заставляли обязательно держать. А сено косить для своей коровы не давали. Накосишь где копёшку – обязательно заберут и увезут. Останутся от колхозных стогов одёнки, откопаешь их и на саночках своей корове везёшь.

Чтобы выкупить паёк, нужны были деньги, а их не было. И после школы я бежал на колхозный двор и возил сено или силос на телятник. Мне было в ту пору десять лет. Мне даже на сто граммов пайку добавили. С 1947 года был штатным работником».

Пяткова Степанида Викуловна 1934 года рождения.
Село Горбуново.

«Это случилось в 1949 году, у меня был день рождения 8 декабря, а на следующий день меня отправили на соломорезку на Зерновое. Я как раз болела, но меня вызвали в контору и сказали, что иначе сошлют и посадят. Пришлось ехать. Мне было только пятнадцать лет. Резали мы солому на соломорезке, и там раздробило мне руку. Из соломорезки вытащить меня долго не могли, и я в ботиночках обморозила ноги. Позднее ломом соломорезку подняли, всё сорвали и вытащили меня. Завернули в тулуп и увезли в Коксу, кто-то дал валенки. Через несколько дней вызвали самолёт и повезли к самолёту в кошёвке. А хирург уже шёл навстречу, у него не было одной ноги, и он шёл на костылях. Когда он увидел мои руки, ноги обмороженные, заплакал, повернулся и вышел. Началась гангрена, и руку мне отрезали. Лежала я в больнице с декабря по март, месяц совсем не поднималась».

Урюмцева Лидия Александровна 1946 года рождения.
Село Березовка.

«Наш папа Чернов Александр Григорьевич ушёл воевать на финскую, потом воевал с фашистами и японцами.

Мама Вера Степановна тоже воевала. Она служила в хозяйственной части, там выделывали шкуры, варили мыло, гнали дёготь. Дёгтем сапоги, сбруи мазали.

Мама ушла на фронт добровольно, ей было всего шестнадцать лет. Папа и мама поженились в 1944 году. У них родились четырнадцать детей. Сначала жила на Востоке, а потом переехали на родину папы.

Мама у нас работящая, боевая была. Папа работал на пилораме, все пилорамы в районе направлял».

Урюмцев Николай Андреевич 1937 года рождения.
Село Березовка.

«Когда началась война, я был маленьким. Отца Андрея Петровича помню плохо. Запомнилось: мы на пароме плыли, и тятя держал меня на руках, помню, возле сельсовета было много народа, гармошка играла. Я у мамы, Соломеи Васильевны, спросил: «Здесь будет армия?». Мне тогда даже четырёх лет не было.

Отца взяли на фронт в 1941 году, а в марте 1942-го убили.

Голод стал донимать, как я себя помнил. Маленький, на себе дрова, сучки таскал. На хлеб нам талоны давали. Выдали как-то нам с мамой на месяц талоны. Я держал их в руке, ветер выхватил их и унёс в речку Коксу. Мама плакала, и весь месяц без хлеба жили.

К 1945 году многие с голоду поумирали. В ту пору дядя Сидор Боровиков убил медведя и всей деревне без копейки мясо раздал. Жила в деревне женщина приезжая, Ольга Щукина. Совсем бедствовала, узнала, пришла, а дядя Сидор ей горестно: «Вот, только голова осталась». Она и голову взяла. Я этот случай на всю жизнь запомнил.

Досталось нашим матерям. Были и такие горе–бригадиры, которые собаками женщин травили. Он-то на коне командует, а она с литовкой на горбу».

Воспоминания записала научный сотрудник Музея истории и культуры с. Верх-Уймон Раиса Кучуганова.

Была война...