После окончания седьмого класса я, деревенская девчонка, приехала в незнакомый мне тогда город Ойрот-Туру поступать в педучилище. Помню, сижу в общежитии, и девочка в черном своим басистым голосом рассказывает о пионерском лагере «Артек», где она отдыхала этим летом. Закончив свой рассказ, подошла ко мне, мы познакомились. Ее звали Зоя Суразакова. Позже она познакомила меня со своим братом Сазоном. Мы вместе учились и буквально с первых дней подружились на всю жизнь. С Сазоном помогали Зое по русскому языку и математике, так как у нее были слабые знания по этим предметам, а вот алтайский она знала на «отлично».
Дальше последовала учеба в Алтайском отделении Бийского учительского института.
Началась война. Зоя, я и еще одна русская девушка жили в подвале. Питались в городской столовой, а учились в общежитии института, так как в главном учебном здании развернулся госпиталь.
Зоя очень любила своего брата, все — только для него, а вот себе во многом отказывала.
Проучившись один семестр, после каникул с радостью услышали весть о переводе нашего отделения в Ойрот-Туру в пединститут им. Карла Либкнехта. Нас собрал директор БУН Черноморский, уговаривал остаться в институте. Но мы уже все решили. Когда стемнело, собрали свои вещи и пешком по холодному льду в ветреную погоду перешли через реку Бию (мост тогда на зиму убирали). На берегу нас ждала бортовая машина.
И вот мы у себя на малой родине. Сазон познакомился с моими земляками из Бешпельтира Нестором Параевым и Николаем Тозыяковым. Николай играл в духовом оркестре.
Старших по возрасту стали забирать на фронт. Ушли воевать Нестор Параев, Николай Тозыяков и многие другие. Помню, мы очень жалели низкорослого малосильного студента. Сазон говорил: «Как он будет воевать? Такой слабый!». С третьего и четвертого курса уходили на фронт добровольцами. Сазон все это видел, переживал, совсем потускнел. Конечно, он мог доучиться, воспользоваться бронью третьекурсника, но как только ему исполнилось 18, он не стал сидеть в тылу, когда Родина в опасности, и ушел на фронт.
Пединститут им. К. Либкнехта перевели в Москву, объединили с пединститутом им. В.И. Ленина. Перед отъездом Сергей Каташ нам всем дал алтайские имена, предупредив: «При знакомстве с москвичами называть только алтайские имена».
И вот мы в Москве. Осень. Зоя получила письмо от Сазона, где он писал о своем ранении и госпитале в Москве. Зоя — в слезы. Вдвоем поехали искать брата.
Справочное бюро в низкой будке. Уплатили 40 копеек. Спросили. Солдат объяснил, как найти воинскую часть, а где находится госпиталь, не знал. Зоя заплакала. Мы поехали на почту. Небольшое светлое здание, кругом стекла. Вдали, в углу, в будке сидела девушка. Мы подошли к ней с просьбой. Она ответила: «Ничего не знаю» — и отвернулась. Я стала ее умолять, каких только слов не говорила! Наконец она повернулась к нам и высокомерно спросила: «А чем вы подтвердите свои слова?». Взяла письмо у Зои. Оно было написано крупными черными буквами на большом стандартном листе на русском языке. Видимо, писал русский солдат под диктовку Сазона. Девушка громко сказала: «Нам не положено говорить – война! Сами знаете, шпионы». Посмотрела вокруг, нет ли кого поблизости, наклонилась к окошечку — и полушепотом: «Я вам назову улицу, спросите любого встречного, вам скажут, где госпиталь».
Пошли по названной улице, навстречу — женщина, которая и показала нам госпиталь: «Вон серое большое угловое здание». Кое-как открыли громоздкие металлические двери. Полукруглое крыльцо, две ступеньки, а рядом — большая высокая будка, на ней крупными буквами написано: «Справочное». В будке находилась женщина. Спросили о Сазоне. Она ничего не сказала, взяла ближний журнал, раскрыла, а через несколько минут открылась дверь, вошел в полосатом улыбающийся Сазон. Правая рука болталась, поэтому поздоровался с нами левой. Удивился: «Как вы оказались здесь? Вас сейчас в госпиталь не пустят. Свиданку дают только по выходным. Приезжайте в воскресенье. Я подал рапорт, чтобы меня отправили в Свердловск, ближе к дому. Завтра же заберу его».
В выходной день мы с Зоей поехали в знакомый нам госпиталь, но Сазона там не оказалось — перевели в другой. Через несколько месяцев его выписали, и он приехал к нам …
В войну мы учились. Уроки стрельбы из оружия усвоили хорошо. Помню, в тире я два раза стреляла из пулемета. Ввели новый предмет — лечебную физкультуру, благодаря которой многие солдаты смогли восстановиться и вернуться на фронт. В госпиталях насмотрелись всего, словами не пересказать. А в кабинетах лечебной гимнастики чего только не было: от маленького мягкого мяча до шведской стенки.
И вот свой раненый — Сазон. У нас был отличный опыт. Я массажировала ему руки, пальцы, учила писать, танцевать. Он подарил мне свою фотокарточку, где левой рукой карандашом написал: «Москва, госпиталь, 1943 год. Лиде. Когда-нибудь и где-нибудь помяни меня. Сазон». Поэтому я считаю своим долгом обязательно помянуть его имя через много лет.
После учебы наши пути разошлись. Случайно встретились лишь в Горно-Алтайске. Сазон пригласил домой на обед. Его жену Ольгу Капитоновну мы не застали, Сазон показал своего старшего сына и малыша, спящего в качалке.
В последний раз мы встретились втроем: я, Сазон и Павел Тадыев. Долго и много говорили о своей юности, учебе и дружбе.
Теперь остались одни воспоминания.
«И многих нет уже теперь в живых,
Тогда веселых, молодых». (Из песни «Вечерний звон»).
Л.В. Берегошева.
И многих уже нет
0 коммент.:
Отправить комментарий